(Имена изменены во избежание негативных последствий)

Пересекая границу всегда попадаешь в другую реальность, но попасть на другую планету не ожидаешь…
Родина со мной простилась и опустила полосатый шлагбаум. Дорога перестала быть асфальтированной и скрылась под тщательно отшлифованным слоем льда. Долгие снегопады и отсутствие дорожных служб превратили некоторые районы ДНР в территорию экстремального перемещения в пространстве. Глубокие замёрзшие колеи, высокие сугробы по обочинам и снежные перемёты на ветреных участках.

Проезжаем блокпост, нужно показать документы и объяснить куда едешь. Это важно, часто заезжают диверсионные группы, взрывают линии электропередач, подстанции, расстреливают объекты инфраструктуры городов. Блокпосты находятся на всех подъездах к населённым пунктам, там дежурят местные ополченцы. Бетонные блоки перегораживают дорогу, создавая тамбурное пространство для проверки машин, рядом бывают пулемётные гнёзда, сложенные из мешков с углём. Тут же нехитрое оборудование для быта: кунг-бытовка, армейская палатка, обязательно флаг ДНР или Новороссии, Флаг со «Спасом». В «оружейке» топиться печь-буржуйка с копчёным чайником, нарезано сальцо, спит пятнистый серый кот, потерявший где-то хвост.
Сопровождавший меня «Сепаратист» Серёга высокий, худющий, жилистый, немногословный человек. Всю жизнь он проработал шахтёром, был мастером участка, получил инвалидность после аварии. Ещё полтора года назад он жил в единой Украине, болел за Кличко, ездил летом с семьёй в Крым и получал вполне достойную зарплату. Когда «Майдан» изменил жизнь в стране, отправил жену с детьми подальше и начал выставлять с друзьями блокпосты.
Потом из Киева пришла война, с танками, пушками, самолётами и смертями. К осени шахтёры научились воевать и «футбол пошёл не в одни ворота». В какой-то момент Серёгу откомандировали заниматься «200»-тыми (погибшими) своими и чужими, солдатами и гражданскими. Он хоронил, отправлял ребят домой на Восток и на Запад, хороня нынешних иногда находил неизвестные могилы наших солдат времён Великой Отечественной.
Серёгина жена Таня единственный кормилец в семье, её фабрика продолжает чего-то выпускать, зарплата и пенсия в этих краях диво дивное. Глава семейства не видал денег с июня и всю свою общественно-полезную деятельность осуществляет «за спасибо».
В бытность свою шахтёром, Серёга с батюшками не общался, но сотни отпеваний погибших сделали в нём перемену, он сдружился с местным священником. Недавно батюшка обвенчал Серёгу с его женой Таней.

Мы ехали в село к батюшке Николаю через шахты с огромными курганами выработанной породы, через поля вдоль посадок пирамидальных тополей, через посёлки построенные в эпоху, когда «в степь донецкую вышел парень молодой».
Обветшание тотальное, из этой земли, из этих людей высасывали жизнь бездумно и нещадно, во все времена. Всю дорогу Серёга рассказывал о событиях последних месяцев.
Снегом прикрыло окопы, блиндажи, воронки и могилы. Мы свернули с дороги, отъехали в сторону и остановились, пошли в посадку к деревянному кресту. Здесь похоронены несколько человек, которых не смогли опознать. Вокруг остатки украинского лагеря: окопчики, изодранные плёночные навесы, мусор, ржавые железяки и пулемётные гнёзда из мешков с углём, высыпающимся в лохмотья простреленных дыр. Фронт и теперь не далеко, где-то глухо бахает, как в новогоднюю ночь хлопушки в соседних дворах.
Очень холодно, дикий ветер, тополя обрублены обстрелами, ледяная дорога покрыта воронками величиной с машину, понятно, почему «гуманитарка» сюда не может доехать.
Огромное село, ездишь-ездишь, ни конца, ни края. Наконец-то доехали до храма. Пятнадцать лет назад отец Николай построил в этом селе храм и мирно служил в нём Богу. Когда начались военные действия, село обстреливалось «незалежной» артиллерией, били по храму. Снесли маковку, пробили крышу, и загорелись стропила. Хорошо, что на этой улице стоял блокпост, ополченцы быстро сбили пламя и удалось спасти храм. Несколько снарядов взорвались на территории храма, одна ракета повисла в заборе, как рыба в сети, прямо перед храмом.
Разбомбили водокачку, вода кончилась, колодцы выпили тут же, батюшка собрал народ и распределил время посещения колодцев между жителями, чтобы всем хватило. Возле села в овражке бьёт родничок, когда случилась беда с водой, сделали небольшую дамбу, запрудили ручеёк и стали ходить туда за водой. Артиллеристы пытались попасть минами в этот источник, толи развлекались, толи из соображений геноцида, толи их рожали не матери.
Для сельских жителей важна не только питьевая вода, надо еще и огороды поливать, а воды нет. Урожай сгорел, собрали только картошку. Когда фронт немного отодвинули, худо-бедно залатали крышу в храме рубероидом. Каждый день служат молебен и обходят крестным ходом. При храме кормят людей, до ста человек ежедневно. Удивляет то, что они очень простые, приветливые и светлые, а ведь на это село падали трупы из печально-известного «Боинга», повисая на проводах и пробивая крыши домов.
В Донецке я оказался в «плохой» день, рано утром группа диверсантов въехала в город на мусоровозах, в контейнерах находились миномёты. До сих пор мусоровозы не осматривали на блокпостах, и этот остроумный и бесчеловечный план сработал.
Диверсанты изнутри обстреляли несколько районов города. «Качественнее» всего им удалась стрельба в микрорайоне Боссе, там погибло пятнадцать человек в троллейбусе, трамвае, на остановке и в кафе, пострадали дома и магазины. Террористов искали всем городом, на перекрёстках появились мобильные пикеты ополченцев, проверяющих документы и машины. К полудню часть вражеских машин были отловлены, за остальными продолжали гоняться. Глухая канонада доносилась из воюющего пригорода, там шёл интенсивный бой.
На улицах видны признаки военного времени: приклеенные крестики на стёкла, либо зашитые фанерой выбитые окна, воронки на асфальте, смятые остановки, разрушенные прямым попаданием кафе и магазины. Это в относительно спокойном районе, куда прилетают шальные снаряды. Там где идут бои картина ужасающая. Через пикеты ополченцев я ехал в Донецкую епархию за разрешением заниматься гуманитарной помощью храмам.
Епархиальное управление оказалось в двух остановках от места утреннего теракта, я невольно стал свидетелем последствий атаки украинских боевиков. Изувеченная техника в крови, полностью выбитые стёкла в огромных домах, сгоревшие машины, российские журналисты, снимающие репортаж. Вечером киевское телевидение объявило, что ополченцы в очередной раз сами себя обстреляли. В информационной войне тоже есть соучастники преступления, создающие наркотическую реальность клеветы.
Перепахан Донбасс по одну и другую сторону фронта, как смогла маленькая, никогда не воевавшая украинская армия натворить столько бед в такое короткое время, уничтожить столько чужих и своих?! Может у них нет своих, а есть только первичная варварская стадия национального самосознания? Некоторые могут считать, что я зомбирован пропагандой, но нет, я — очевидец. Нет ни одного района Донбасса, где бы не шли бои, везде разрушения, нищета и ненормальность бытия. Люди в этих краях точно знают, что Киев их просто хочет уничтожить, совсем, поголовно.
По дороге к границе видел много беженцев из Горловки. Это, как военная хроника: бабушки с баулами, бинты, шрамы, плачут маленькие дети, огромные очереди. Любая война — страшное горе, не подливайте масло в огонь своим цинизмом.
Пересекая обратно нашу границу испытываешь огромную радость. Может быть у нас не все идеально, но есть мир и порядок.

Жданов Александр